Известно, что многих художников и писателей сюрреалистов на их деяния в области искусства вдохновили писания Зигмунда Фрейда. Сальвадор Дали, например, долгие годы пытался встретиться со своим кумиром. На долгожданную встречу он притащил некоторые из своих художеств, решив поиграть в «психушку», но Фрейд его продинамил и впоследствии обозвал своего почитателя фанатиком. Свой поступок он объяснил тем, что анализирует только «нормальные» произведения, поскольку в этом случае элементы подсознания попадают на холст неосознанно, что позволяет легко их выявить. В сюрреализме же, бессознательное приукрашивается и переносится в область сознательного, что только запутывает аналитика. В общем, Фрейд был за простоту и непосредственность клиентов. 

Вопреки тому, что авангардисты-современники почитали его как отца сюрреализма, сам Фрейд относился к ним с долей иронии: как врач он вытягивал из людей бессознательное, чтобы лечить и изучать, а «люди искусства» просто забавлялись своими личными траблами, выставляя их во всей красе, чтобы лишний раз блеснуть оригинальностью. 

А о чём я тут растекаюсь мыслями: о том, что за хуйня продолжает твориться вокруг. Мы разучились отличать подлинное от  синтетического компота, следующего за оригиналом. Приведу понятный всем пример: рок-музыка. На заре эры рока, народ… был недоволен. Правительством, обществом, экономикой… Люди выражали этот протест по-разному, и рок – всего лишь следствие этого. Кто не играл и не пел, тот рисовал или писал или бил витрины или проводил перестройку в своём офисе или уходил в лагерь хиппи… Бла-бла-бла. А что сейчас? Сейчас народ берётся за гитары  не от чего-то, а для чего-то. Не от хреновой жизни, а для того, чтобы лишний раз выразить себя. Сверкнуть оригинальностью и разносторонностью, да так, чтобы все ахнули и сели (причём совершенно игнорирует, что до него этим  же путём шли тысячи, – и человечество наэпотированно вдоволь).  

Девушки одеваются в платьица и облепляются бантиками не от неконтролируемой тяги к приторной женственности, а для того, чтобы показать, что она Девушка. И какая она непорочная, светлая и вообще ангелок. «Создай образ невинной девочки» — подстрекает глянец.     

Другие девушки заталкивают платьица в мусорку и, облачаясь в мужские клетчатые рубашки из NYer, днями и ночами задрачиваются в Доту. Не от того, что они «родились парнями» и у них вообще неполадки с гендером, а для того, чтобы тыкнуть фак в лицо феминности (потому, что те, в платьицах, — дуры).    

Хипстеры стадами прутся в музеи не от рвения к образованности и искусству, а для того, чтобы напомнить народу, что он хипстер.

Парни качаются в тренажерке не от того, что мечтают стать Шварцнеггерами, а для того, чтобы показать миру, что он Мужик и заработать лишние баллы в глазах девчонок. 

Про последователей Христа я промолчу.

Нет, я ни в коем случае не утверждаю, что все девчонки в нежных платьицах, а так  же в клетчатых рубашках, а так же щеголи в Пушкинском, а так же парни, тягающие штанги, — позёры. Убереги меня, Небо, от таких выводов, чреватых пиздюлями от возмущённой общественности! Я лишь хочу сказать, что дохренища всего, находящегося сейчас в топе, — всего лишь последствия культурных (и не очень) волн. Мейнстрим – и в плохом, и в хорошем смыслах этого слова. И, прежде чем заявлять о своих симпатиях к чему-либо, было бы круто задуматься: «Откуда это во мне? Не приумножаю ли я попсу, заполонившую мир? Не являюсь ли я сам лишь блеклой тенью, следующей по пятам чьего-то величия? Да сохранит меня Господь от этого. Аминь».